Зима медленно шла по заморженному лесу и привычно принимала поклоны отяжелевших под весом снега ветвей. Она любила гулять по своим владениям, наслаждаясь безупречным порядком. Ей нравилась медлительность чуть живой природы, покой однообразной, но такой благостной тишины. Деревья склонялись перед её шагами. Их надёжно убаюкал монотонный голос ветра, певшего только то, что ему позволяла его хозяйка.
Зима знала, что скоро её попросят уйти. Это было невыносимо. Она никогда не понимала, зачем нужно опять и опять выпускать на свободу эту грязную, неряшливую землю, которой нельзя доверять. Земля рождала слишком много хаоса, но теперь она была заботливо укрыта смирительным снежным покрывалом. Каждый год принимая унизительное поражение от бесноватой весны, зима много лет собирала силы. В этот раз она хорошо подготовилась к своей последней битве.
Долгими ночами в тревожных снах зима видела, как её окружают смеющиеся демоны в радужных одеждах и просыпалась в томительных тёплых чувствах, беспокоивших её больше всего. Эти тёплые чувства были страшной угрозой всему, что было так важно и ценно, угрозой самому существованию её холодного мира. Испугавшись своих снов, но взяв себя в руки, ступая теперь по тропинке меж склонённых деревьев, очень нуждаясь в их понимании и поддержке, она громко спрашивала:
— Я права? — и слышала со всех сторон многократное «права… права…»
— Мы победим? — и в ответ ей ледяное «победим… победим…»
— Как скоро? — и всё ей вокруг вторило «скоро… скоро…»
Долгое время никто не верил в то, что зима была способна пойти против естества законов природы. Этот шаг был бессмысленным и не было никого, кому была бы нужна война прошлого с будущим. Но кончался февраль и отступать уже некуда. Зима слышала это отовсюду, это говорили ей все, к кому она только ни обращалась со своими тревожными вопросами.
Если потребуется лишить жизни всё и вся — так тому и быть. Кому нужен мир, в котором не будет строгого порядка? Пусть зима будет вечной, не важно, белой от снега или серой от пепла. Лишь бы не пришла снова эта непотребная пестрота, не способная почувствовать великий дар бесконечного покоя, вечной тишины, полной неподвижности и всеобщего согласия.
На этот раз зима была полна решимости отразить очевидную угрозу, предотвратить наступление разноцветного хаоса. Она накопила силы и в самом конце своего срока сообщила весне о том, что та тяжело больна и нуждается в спасении, в особой операции, которую зима готова провести быстро и безболезненно. Весна должна стать более спокойной, тихой, медленной, простой, менее пёстрой, шумной, яркой. Менее живой.
Но потом что-то пошло не так. Снег стал таять, предательски хрустнули льды, упрямо зажурчали ручьи и открывшаяся, распаренная земля, согревшись на солнце, дала первые зелёные побеги. Невесть откуда взявшиеся птицы, которые были конда-то изгнаны, стали вразнобой перекрывать голоса зимних друзей, стройное согласие которых было уже навсегда потеряно.
Когда зима поняла, что это конец, она вдруг заметила, как из-под снега проступила ржавая панель на двери какого-то старого бункера. На панели ярким красным пятном выделялась круглая пластиковая кнопка. Изнывая от невыносимого жара, ошеломлённая новыми запахами и звуками, не помня себя от ярости, зима вдавила эту кнопку, надеясь как на чудо, что та сработает, хоть и заржавела.
И чудо произошло. Случилось самое простое и невероятное событие из всех, что может произойти с временами года. Зима, а точнее та, кто считала себя зимой, пришла, наконец, в себя и рассмеялась. Она вдруг с ясностью поняла, что эта война была последней, что ею она завершила свой великий цикл и уже никогда не будет прежней. От такого действия, титанически натужного в своей беспомощной бессмысленности, от такой абсурдной жестокости и акта показательного и очевидного всем безумия рассыпалась многовековая иллюзия, а с нею закончилась, прекратилась сама потребность носить защитные именные доспехи.
Непрерывному времени не нужны названия времён года точно так же, как безграничному пространству не нужны названия стран.
Впрочем, пусть будут. Их существование не меняет ровным счётом ничего. Даже забавно наблюдать, как разница между ними составляет их особую удивительно милую красоту. Эту красоту иллюзорно устойчивых различий начинаешь ценить тогда, когда помнишь, насколько бессмысленна сама попытка что-то присвоить себе там, где всё и так твоё.
Худшее, что может случиться в кошмарном сне, это выбор в нём остаться, поддаться ему. Худшее, что может случиться в реальности, это выбор в ней уснуть, спрятаться в равнодушии.
Лишь тогда — конец.
А иначе — только начало.
