Мысли по мотивам недавно прочитанного интервью Шинзена Янга догоняют и высвечивают собой занятные направления для любопытных новых смыслов. В интервью речь шла о т.н. «просветлении», странной и манящей теме, вокруг которой пестрится много разнонаправленных галлюцинаций и в светских, и в мифических духовных сферах.
Янг, к моей большой радости, указывает на эволюционную подвижность просветления, превращая это слово из фиксирующего существительного в живой глагол. Это замечательно потому, что иногда, если не сказать часто приходится слышать об окончательности просветления. Фрейд бы ничтоже сумняшеся интерпретировал стремление к такой окончательности как стремление к смерти, поскольку всё живое имеет своим окончательным завершением только одну вещь. Фромм бы добавил к этой интерпретации экзистенциальное стремление эго овладеть новым показательным статусом в выбранном направлении взросления. В этой связи довольно забавно наблюдать за гастрольными турами тех, кто поторопился украсить себя мёртвым статусом, пытаясь рассказывать о живейших материях.
Второе направление мыслей после статьи Шинзена Янга пошло в сторону попытки осмыслить эволюционную необходимость я-концепции, о растворении которой говорит Янг, как об одном из трёх признаков просветлённ… как сказать-то?.. просветляющегося сознания. Человек перестаёт воспринимать себя в качестве некоего явно существующего центра и более склонен воспринимать реальность в качестве… слова, опять слова… потокового восприятия изменчивой реальности внешних и внутренних взаимосвязанных образов, чувств, событий. Об этом бессмысленно разговаривать и вдвое бессмысленно писать, рождая для эго правильные ответы из конца задачника, ложные по факту ознакомления с ними. Но тем не менее, вот два моих любимых ложно-правильных ответа: «я — это пространство, в котором всё возникает», и «я — это нить, и всегда была нитью, и буду».
Возможно, я-концепция у человека является созданной в результате эволюции ментальной формой, существующей для целей выживания формы биологической. Т.е. мы осознаём своё «я» в изначальной основе для того, чтобы защищать от смерти своё тело, с которым человек во многом отождествляется. Именно поэтому страх потерять «я» так велик. «Я» — это эволюционный инструмент, направленный на усиление шансов биологического выживания.
Но сознание не только не нуждается в обязательном наличии я-концепции, оно ещё и реализует себя более качественно и глубоко, если вдруг освобождается от непременного хватания за я-рудимент. В лучших своих проявлениях, в любви, в сострадании, в творчестве, в духовном опыте мы реализуем себя совершенно на ином уровне чистой свободы, если бесстрашно отдаёмся потоку событий без привязанности к авторству, без алчных целей, без гордыни, высокомерия и надменности.
Психологи говорят о поступательной трансформации сознания человека в сторону большей свободы — чем взрослее сознание, тем оно вбирает в себя больше ответственности, тем меньше в нём границ между мной и не-мной. Сложная наука выстраивания любви в отношениях учит нас превращать «я» в новое «мы», включающее и превосходщее маленькое «я». Творцы из мира искусства часто говорят о особом навыке не мешать приходу в мир чего-то более красивого и сложного, чем просто лишь «моё» авторство. В древних традициях иногда говорится о смерти эго. Эта метафора одновременно и запутывает ситуацию, и пытается её прояснить. Действительно, это похоже на прекращение, остановку, отбрасывание (прекрасно говорит об этом Янг) я-концепции. Но вместе с этим, этот я-центр в ряде обстоятельств продолжает возникать, но всё реже и реже. Почему так? Мы рождаемся без чёткого я, потом я с необходимостью должно окрепнуть, а потом… нет, раствориться не совсем то слово, скорее… преобразиться, получить новое измерение. С этой трансформацией должны уйти остатки чванства, алчности, гордыни, высокомерия, надменности, нарциссизма — последние я-бастионы, мимикрирующие в духовные заслуги и слащавое благолепие. Некому больше тянуть одеяло на себя, некому обретать просветление, потому что дела обстоят иначе, это не я его обретаю, а просветление, всегда бывшее со мной, наконец, вобрало в себя всё, что я считал собою.
Возможно, я-концепция это рудимент Духа, обладающего в человеческом обличье неизбежно биологическим прошлым. Это средство для выживания, эволюционный инструмент, позволяющий особи сохранить себя, свою жизнь, здоровье и оставить потомство. Вместе с обретением сознания человек становится угрожающе распространённым видом, подминающим под себя всё, что не соответствует его целям. Грегори Бейтсон в своей статье «Сознательная цель против природы» потряс меня очевидной выкладкой о том, что наличие сознания имеет прямым следствием разрушение экологии системного живого взаимодействия всего со всем на планете. Если я выращиваю капусту, то всё, что растёт рядом с капустой и не является таковой, сорняк, следует вырвать из земли. Это — разумно. И одновременно это — разрушительно. Потому что в природе нет ни капусты, ни сорняка. Природа не делит, не кромсает реальность на хорошее то и плохое это, природа умудряется хранить баланс и давать шанс предельному многообразию. Которое в результате деятельности человека уменьшается, если не сказать — умирает.
Бейтсон остроумно интерпретирует библейский миф об изгнании из рая и о вкушении плода познания возникновением я-концепции у приматов. Когда обезьяна начала «соображать» в категориях личной выгоды, она лишилась естественной тонкой взаимосвязи с Единой Живой Природой, дышащей всяким движением всякого существа, хранящей многообразие и следующей собственному развитию, эволюционному пути.
Возможно, тот процесс, который мы называем просветлением, способен вернуть нас домой, в Эдем. Нам суждено вначале научиться думать о себе, как об отдельном я-существе, получив на этом пути много полезных уроков, одновременно стараясь не растоптать то, что я-высокомерие склонно назвать сорняком. А потом мы садимся и тихо-тихо молчим, рассыпав по полу соскользнувшие с порванной нити чётки, потеряв привычное ощущение себя и перестав искать никакую новую опору для не нуждающегося ни в каких опорах сознания, обретя новое измерение свободы, прикоснувшись к ещё одной степени чистоты Разума или, если хотите, Духа.
Возможно, нам, людям, предстоит погубить всё живое на планете, включая самих себя, в кураже растущих я-иллюзий, в стремлении увеличить урожай зелёной капусты за счёт уничтожения неполноценных сорняков. Или мы таки начнём прислушиваться к завещанным великими традициями практикам тишины. Когда я-концепция начинает умирать, не успеваешь как следует испугаться, потому что такое умирание совсем не похоже на смерть. Скорее наоборот. Прекратив всякий поиск всех этих дурацких духовных реализаций, остановившись, перестав держаться, отпустив всех и себя самого, хочется вести себя так, словно вернулся, наконец, домой — то смеяться, то плакать, то умиляться чему-то очень простому, родному, давно знакомому, но смотришь теперь так, будто мир тряпочкой протёрли, просветлили.
Давайте останавливаться чаще, давайте вкушать тишину, давайте лечиться покоем, чтобы убеждаться в том, что в самой природе «я» лежит сгусток страха, заставляющий нас принимать решения, направленные лишь на личное обособленное физическое выживание. Этого очень, очень мало для действительно разумного существа, каким человек хочет себя видеть, особенно в условиях глобального человечества, решающего сложные задачи планетарного масштаба. В каждом человеке есть доступ к восприятию реальности на совершенно другом, радикально другом уровне, не нуждающемся ни в чьём персональном присвоении.
