Я получил три письма. Каждое подписал некто «Анатолий, 84 года».
Первое письмо
«Здравствуй. Я пишу, чувствуя глубокую благодарность к тебе. Знаю, ты сейчас сомневаешься, что твоя работа имеет неочевидные результаты. Однако, ты вряд ли можешь представить себе, какое влияние получили эти действия, когда ты позволил им перестать быть только твоими. Новая культура расцвела сильно и мощно. Наши тексты переведены на два десятка языков и живут знакомыми и совершенно незнакомыми тебе людьми. Эти смыслы действительно живы, они будут жить ещё долго после того, как уйдёт каждый из тех, кто преломил их как свет через призму. И преломил как хлеб — своими руками, разумом и сердцем. Я много ездил по всему миру с лекциями. Сейчас хочу уйти от активных дел. Хочу провести свои последние годы за кулинарным и сказочным творчеством на радость близким. Если советовать тебе что-то, то скажу так. Ты действительно нашёл в своей глубине то, чему нет цены. Не обесценивай, не торопись, не начинай ничего без контакта с этим. Видимая поверхность действительно формируется сама, если ты на связи с невидимой глубиной. Я уверен, ты понимаешь, о чём я. Всё будет очень хорошо.»
Второе письмо
«Здравствуй. Ты сделал всё, что смог и немного больше. Результат был, но совсем не такой, какой ты ожидал. Да, нескольким людям, включая тебя самого, это было по-настоящему важно и ценно. Но это не стало новой культурой. То, что я сейчас чувствую, это спокойное удовлетворение от того, что смог таки выразить то, что было для меня настоящим и… святым. Кто знает, как и на кого нам суждено вообще повлиять в течение жизни? Может быть, наша работа ещё возьмёт своё, а может быть и нет. Я дал этим смыслам жизнь, их нужно отпустить, пусть они теперь сами. Я просто живу и по мере сил работаю. Но в моей жизни была любовь, был текст, который я сотворил своими руками. От этого мне бывает хорошо на душе. Впрочем, как много от чего другого. Не буду сравнивать себя ни с кем и тебе не советую. Было как было, будет как будет. Ты же помнишь — отпускай. Отпусти и ни в чём не осуждай ни себя, ни меня. Жизнь полнится своими малыми ручьями. Ничего не зря.»
Третье письмо
«Здравствуй. Пишу, чтобы снять с тебя тяжёлую ношу, которую ты на себя взвалил. Помнишь, что ты сказал маме, когда она сердилась на её обидчиков из далёкого прошлого? «Не надо делать за Бога его работу», — сказал ты тогда и мама прислушалась. Этого действительно не нужно делать. Пройдёт довольно много времени, и ты примешь то, что с таким трудом принял я — да, ты не сделал почти ничего из того, что планировал. Я винил себя за это, крутил верёвки из себя, не давая себе жить простую человеческую жизнь в ежедневных заботах о себе и близких. Гигантская, необозримая, нечеловеческая задача заслоняла от меня простые радости. Но я не хотел так, я хотел жить. Каждому человеку, как и человечеству суждено умереть. Это естественно и не грешно. Натужно натянутые жилы лишь ускоряют неизбежную кончину. Цивилизация людей умирает, и я хочу быть той её частью, которая умрёт в достоинстве, не терзая себя иссушающими мыслями о том, что всё могло бы быть иначе. Жизнь без смерти не имеет ценности. Мы были живы и теперь мы уходим. Это нормально.»
Я получил эти три письма и стою на распутье перед тремя дорогами. Каждый вариант будущего совершенно реален. Даже, как мне вдруг показалось сейчас, реальнее меня самого, читавшего их. Чтобы сделать выбор, мне нужна воля, идущая не только от того, кто носит моё имя и фамилию, но и от того, кто составляет суть самого моего желания жить, писать, работать, делать что-то, что я ещё никогда не делал. Но главный подарок от этих писем состоит в том, чтобы сделать доступным и земным то, что мне казалось нечеловеческим, непомерно огромным и совершенно неподвластным мне, неподъёмным, неумолимо бесконечным.
А это оказалось просто комнатой, в которой есть удобный диван, мягкое одеяло, тихая неторопливая музыка и незатейливое приложение для заметок. И ещё это оказалось текстом, возникающим прямо сейчас, с уважением повинуясь моей воле, и одновременно формируя эту самую волю, желая жить. Текст хочет проступать под моими пальцами, я нужен ему. А он очень нужен мне. Может быть, кому-нибудь всё это тоже будет нужно, но это произойдёт только если люди найдут в этих словах теплоту, заботу и любовь. Но я же вижу, что ничего другого здесь нет и быть не может.
Если я буду жить будет жить текст. Если текст будет жить, буду жить я.
