Движением памяти я присматриваюсь к событиям стихающего дня. Я хочу нащупать и поймать одну зыбкую мысль, удержать её своим вниманием, чтобы до конца прочувствовать и понять. Мысль эта ещё не оформилась, не стала даже образом, что уж говорить о тексте. Она о том, что во всём, что происходит со мной, слишком много меня, неоправданно много.
Вот пришёл образ. Он похож на окно с белыми рамами и чистым прозрачным слеклом, сквозь которое я смотрю на зелёный цветущий сад. Там, за окном, моя красота и гордость, мой труд, мои планы, мои заботы. Я бы мог дать себе несколько спокойных минут, чтобы увидеть этот сад весь целиком, таким совершенно несовершенным, таким любимым, таким моим. Но вместо этого я занавешиваю, закрываю, исправляю простоту естественного вида из окна какой-то тюлью с вышитыми растениями, я заклеиваю стекло по углам бумажными разноцветными деньгами, прячу или прячусь за пёстрыми шторами разной степени прозрачности, оставляя от сада только маленькую проталину.
И вот я в ночной тишине смотрю на события стихающего дня, пытаясь провести очень важное сейчас для меня различие. Что я чувствовал больше — едкого страха за своё будущее или искренней незатейливой правды? Где я был прозрачен и чист, позволяя миру быть таким, как он есть, а где я был плотно набит жёсткими неповоротливыми планами? Через что, через какие очки я смотрел, сквозь какой шум я слышал, за какими скафандрами прятался? От чего?
Слишком много меня. Никакие события, простодушно и налегке пришедшие ко мне в этот день, не заслуживают такой жёсткой и суетливой встречи. Пойду, открою окно.
