Бессмертие души — это обещанная награда, тайная надежда, содержащаяся во многих, если не всех религиях. Эту карту разыгрывают, например, ради морального преимущества, дающего обществу возможность развиваться, опираясь на добрых людей, зарабатывающих себе отсроченные, но в итоге бесконечные райские кущи отказом от сиюминутного алчного вероломства. В научном мировоззрении категория бессмертия души уверенно и аргументированно критикуется с позиций необходимого в Средневековье социального манипулирования, ложь которого вполне может быть исключена в случае осознанной, сильной и ответственной взрослости. Эта критика приводит к возникновению влиятельного мировоззрения, обеспечивающего людям внимательное уважение к текущим делам, к качеству этой жизни, к достойному её проживанию без привлечения заоблачных мифических обещаний.
Однако научное мировоззрение в силу (точнее сказать — слабость) своего рационального мышления оказывается неспособным ни заметить, ни оценить некоторые тонкие аспекты, лежащие за религиозной духовностью. Атеист или агностик обладает существенно более качественным мышлением, чем человек традиционно верующий, имеющий потребность в нерушимых догматах, принятых некритично и безрассудно. Аналитическому разуму, познавшему своё величие, результативно усомнившемуся в авторитетах, нашедшему радость в здоровом скептицизме, трудно допустить существование сфер реальности вне своих пределов. Поэтому атеист в великолепии своих логичных линейных схем не готов всерьёз рассматривать то обстоятельство, что сомнительная для него мифологичность религии была исторически неизбежна. Миф нужен для того, чтобы дать интерпретацию, облечь в языковые формы нечто бесформенное, лежащее за границами ума. Поэтический миф нужен потому, что никак не представляется возможным передать обыденными словами то, что чувствует пророк, сгорая дотла в единстве с живейшей первопричиной всего. И когда впоследствии он обнаруживает себя среди людей, жаждущих духовной пищи, он говорит с ними на языке метафор и образов, пытаясь передать хотя бы искру из этого огня. К сожалению, жаркие образы слов пророка в мыслях людей сразу же обретает прохладную каменную храмовую плоть, уводя их подальше от огня, смертельно опасного для их эго.
Иероним Босх. Вознесение праведников.
Возвращаясь к бессмертию, имеет смысл отметить несомненную пользу, которую приносит научное мировоззрение, безжалостно расправляясь с дорациональными иллюзиями людей о вечной жизни после смерти. Вряд ли современные образованные, но религиозные люди до сих пор всерьёз верят в то, во что ещё верили наши деды — в вечное блаженство райских садов, по которым прогуливаются те, кто при жизни были хорошими мальчиками и девочками, и в вечные адские муки условных грешников. Понятие души раньше мало отличалось от личности, и была надежда «там» встретить своих бабушку и дедушку, терпеливо дожидающихся нас. Теперь, если речь заходит о душе, люди часто склонны представлять себе это понятие как некую бесформенную сутевую основу себя, этакий источник света, который останется после смерти, вольётся в общий поток таких же светлых безликих душ, устремлённых в общий вихрь. Наука мало-помалу выбивает из-под наших бытовых галлюцинаций о бессмертии всяческую материальную основу, которую она изучала и за обыденную смертность которой она вполне готова ручаться. И это замечательно. Наука, впрочем, отрицает любые формы бессмертия сознания. Просто не нужно требовать от неё то, чего она дать (пока?) не может.
Тема бессмертия души устойчиво возникает в религиях по всему свету. Дело в том, что пророки и мистики самых разных религий на языке мифов пытались объяснить нам свой опыт непосредственного прикосновения к бессмертию и даже к безрождению, к бесконечности живой сутевой основы мироздания. С потрясающим удивлением обнаружив ЭТО в основе того, что они привычно считали собой, мистики со слезами на глазах неистово стремились передать свой восторг тем, кто окружал их. Практический прямой опыт нерождённого бессмертия давал этим людям ментальные силы влиять на судьбы огромных народов, создавать и разрушать империи, оставляя след в истории человечества на многие тысячи лет. Тут уместно отметить, что часто, если не всегда, пламенные пророки, поджигавшие собой цивилизацию, отличались редкой личной скромностью, не требовали мирских благ, не поощряли и даже осуждали поклонение себе, направляя мысли людей к Богу.
Возможно, это потому, что они хорошо понимали парадоксальную природу бессмертия, прикоснуться к истинному величию которого можно лишь через смерть своего ложного величия, смерть эго, конец «я-концепции», мучительно цепляющейся за могущество в своих сугубо земных выживательных стратегиях, в своём страхе когда-нибудь кончиться, умереть. «Я-концепция», привычный центр всего, что человек считает собой, этот именованный клубок боли и блаженства, средоточие опыта избегания проблем, горделивый узел нарциссичных побед, точка превосходства над одними людьми и одновременно точка ущербности перед людьми другими, место для сворачивания сытым довольным клубочком и место яростного сопротивления неподатливой, а значит враждебной реальности — вот это всё является лишь приобретённым в процессе эволюции мозга ещё одним способом выжить для биологического тела, задача которого вырасти, окрепнуть, оставить потомство и умереть. «Я-концепция» является непосредственным слугой беспощадного биологического процесса, одним из инструментов, обеспечивающих генетическое воспроизводство. Человеческая разумность сильно преувеличена, если речь идёт о разумности этого ментального инструмента для выживания тела. Наше «я» имеет ничтожно малое и очень опосредованное отношение к действительной пламенной разумности, всеобъемлющей осознанности, глубочайшей душевности, к которым удалось дойти мистикам и пророкам, создавшим для нас образ Бога как предела и ориентира, как чего-то настоящего, реального в противовес суетливой иллюзорности биологических стратегий наших маленьких горделивых «я».
Наше «я» имеет ничтожно малое и очень опосредованное отношение к действительной пламенной разумности, всеобъемлющей осознанности, глубочайшей душевности, к которым удалось дойти мистикам и пророкам.
Чтобы ответить на вопрос бессмертия, нужно сначала разобраться в том, кого мы считаем собой, чью именно смерть и бессмертие мы рассматриваем. Никакие «святые» амулеты, никакая приверженность правильной религии, никакие таинства и ритуалы, никакие прочитанные книги не избавят от смерти ваше (и моё) именованное «я». Это плохая новость — Анатолию Баляеву суждено умереть, вам, дорогой читатель, суждено умереть, мы все умрём. От нас не останется ничего, кроме тех смыслов, которым мы дадим жизнь. Например, этот текст может пережить своего автора. Смыслы, в отличие от людей, бессмертны, и это хороший способ обрести неудовлетворительную для эго, но очевидную и настоящую природу бессмертия — создать новые или присоединиться к существующим большим и малым смыслам, которые люди понесут дальше после вашей смерти. Хорошая же новость заключается в том, чтобы разобраться, что именно имели в виду пророки, облекая свой опыт в столь странные мифические формы. Говорили же они часто о том, что «душа должна трудиться», что мы должны при жизни осваивать опыт тишины, что мы можем при жизни найти для своего сознания способ отождествляться с чем-то более основательным и глубоким, чем привычное «я».
Выше упоминалась наука, сыгравшая свою позитивную роль в разрушении старых мифов о бессмертии. У науки, однако, есть идеи трансгуманизма, бессмертия техногенного. Трансгуманизм питает чаяния имитации вечной жизни человеческого «я», это ещё одна попытка продолжить выживать для не вполне разумного сгустка локальных проблем и часто довольно алчных решений, которое мы в бреду материальной реальности считаем собой. Если я смогу избавиться от страха смотреть смерти прямо в глаза, я сбегу от, возможно, самого лучшего учителя, что давала мне жизнь. Переставшие умирать люди заполнят собой и без того перенаселённую планету, отделённое, разрозненное эго, получившее абсолютную власть над временем, получит шанс возвыситься и возгордиться самым невероятным образом. Президентские сроки будут длиться столетиями, пока уставшее эго не примет, наконец, свой уход, свою смерть как величайший дар и, возможно, единственный шанс обрести не фальшивое, но настоящее бессмертие.
Благая весть религии о бессмертии души — это попытка проложить дорогу от обусловленного, привязанного к телу сознания к сознанию воистину свободному, чистому, ясному. Сказано нам, что есть это в нас, да мы и сами знаем, мы чувствуем это каждый день, забываясь в восторге, глядя на то, что любим, на удивительные творения природы и своих рук. За обыденностью мы не считаем это чудом, но всякий раз, ныряя в самозабвенную радость, мы забываем о разделённости мира на субъект и объект. Тот, кто, раскрыв рот, любуется вдруг развернувшейся за поворотом красотой широкого зелёного поля под чистым синим небом, не помнит себя. Та, кто плачет от первой улыбки своего ребёнка, не помнит себя. Тот, кто запустил в космос огромную ракету и теперь, как ребёнок, бежит и смеётся, не помнит себя. Та, кто, испачкавшись в краске, прижимая к груди кисточки, сделала шаг назад от только что завершённой картины и с любовью смотрит теперь на неё, не помнит себя. Все эти состояния могут быть только здесь и сейчас, они несравненны и проникновенны, в них нет ни делателя, ни делаемого, это самый целостный способ для Вселенной быть и жить.
Благая весть религии о бессмертии души — это попытка проложить дорогу от обусловленного, привязанного к телу сознания к сознанию воистину свободному, чистому, ясному
Да что далеко ходить — каждый день мы делаем нечто крайне странное, мы умираем и рождаемся во время сна. Если ставить выживание в высшую цель эволюции, крайне опасно для существа в качестве обязательного условия искать убежище для того, чтобы погрузиться в сон, получив тем самым высшую форму уязвимости. Но звери, рыбы и птицы вынуждены находить возможность безопасного уединения, чтобы на время перестать осознавать реальность. Видимо, то, что мы получаем каждый день опыт разрушения своей «я-концепции», гораздо важнее буквальной смерти тела от потенциальной опасности, над которой мы теряем контроль. Каждые 24 часа мы получаем возможность отсоединиться от материальной обусловленности и погрузиться в мир сновидений, а потом в мир без сновидений, в мир полной пустоты. Пророки и мистики иногда бывают способны сохранять осознанность в сновидениях и в пустоте, черпая из этого понимание настоящей природы сознания, свободного от выживательных стратегий.
Пророки говорят нам: ваша душа бессмертна, в самой основе вашего существа есть нечто великое, вечное, искренне живое, беззаветно любящее, бывшее здесь до начала всех начал, способное творить из себя галактики, звёзды, планеты и жизнь на них. Но дорогой к этому осознанию является либо ваша буквальная смерть, либо ещё при жизни тела смерть вашего эго, алчно желающего получить бессмертие именно для себя. Точнее, речь не идёт о смерти эго, а лишь о смещении его с пьедестала центрального управляющего всем и вся, что, собственно, и воспринимается эго как смерть. Ваше сознание существенно, несоизмеримо больше, чем привычная клетка именованного «я», говорят нам пророки, поэтому оставьте всё, что вы считали самым ценным, и посвятите себя высшей глубине, наполненной пустоте, громогласной тишине. «Видишь, там, на горе, возвышается крест? Под ним десяток солдат, повиси-ка на нём. А когда надоест, возвращайся назад, гулять по воде со мной».
Но это же страшно — умирать. Страшно открыться внутреннему огню. Поэтому мы не любим своих живых пророков, толкающих наше эго с обрыва в прыжок веры. Зато мы очень любим безопасных мёртвых пророков, которых изображаем на календарях, отмеряющих наше «сколько-нибудь протянем». Идея бессмертия была рождена в отчаянной попытке пророка объяснить словами испепеляющее величие переживаемого им состояния духовного единства со Вселенной. Это же самое слово подхвачено трусливым эго и вынесено на флаг всех религий как очередной самообман: «я хороший, я правильно живу, значит мне, вот прямо этому самому мне будет дарована вечная жизнь».
Чтобы сразиться со смертью, всего лишь нужно умереть. Буквальная обычная смерть — это не спортивно и слишком бессмысленно, а часто обидно, глупо и больно для тех, кто любит нас. Прижизненная смерть больше похожа на новое рождение — через боль, через агонию эго, не желающего отдавать бразды правления. Если медленно взять свой я-клубок привычной боли в руки, согреть его, внимательно рассмотреть, по возможности распутать, то можно увидеть, что всё вокруг всегда было связано из настоящего тебя, из этой сплошной, тонкой, невидимой, бесконечной, разноцветной, живой нити, сплетающейся во временные узлы замысловатой сложности и удивительной красоты, которые создаются и исчезают прямо у тебя на глазах, образуя своей изменчивостью чувство и понятие времени. Эта тонкая нить сознания является основой прочности материи, свитая этой нитью единая ткань реальности — она всегда была и будет.
Насколько же это захватывающая и интересная работа — плести собой такую ткань и видеть, как всё вокруг соединяется, связывается в тёплую, мягкую, красивую и бесконечную жизнь. Пусть с пользой живёт и с достоинством умрёт всё, что родилось внутри вечного нерождённого бессмертия, прикосновением к которому был для меня и мог стать для вас этот текст.
