Skip to main content

По мере духовного и интеллектуального развития люди могут проложить дорогу к новому мировосприятию. Иногда его называют трансперсональным. В этом мировосприятии становится очевидной и доступной в непосредственном восприятии единая ткань реальности, не делимая более словами на то и это.

 

Иногда это длится одно мгновение. Но мгновения вечности вам хватит на всю жизнь.

 

Естественным следствием этого восприятия становится понимание связанности всего со всем. Связанности мягкой, тёплой, красивой, тонкой и всецело любящей. Далее, как очередное следствие осознаётся иллюзорность свободы воли для одного узелка этой неделимой ткани.

 

Трудно писать об этом словами, они, собственно, эту ткань пытаются всё время рвать. Но тут есть нюанс — узелок может трепыхаться внутри ткани буквально как угодно, его мало что ограничивает, но все трепыхания кажутся ему абсолютно самостоятельными только в «отрыве» от всего остального. Эта оторванность составляет природу страдания для узелка, легенды про изгнание из рая, желание вернуться «домой». И одновременно это же свойство сознания делает самость относительно богоподобной — даёт право менять мир, рождает энергию творчества.

 

Посетив мир всёсвязанности и неизбежно вернувшись обратно, глядя на свои так очевидно оторванные от мира тело и мысли, люди делают разные выводы из полученного опыта, из ошеломительного воспоминания о пережитом состоянии всеединства.

 

Кто-то начинает считать иллюзией обыденную реальность, убеждая себя в том, что самозабвенно хранит преданность только что полученному новому осмыслению. Это дорога в психдиспансер.

 

Кто-то радостно предаётся безудержному распутству, распутав все свои пути. «Меня нет, выбора нет, всё происходит само». Это дорога энтропии и адвайто-экстремизма. Разрушенные семьи, несчастные дети, упадочный бизнес, вот это всё.

 

Кто-то выбирает любой ценой вернуться туда, и намертво закрепиться там, где всё было едино и не нужно было принимать решений. Сказки об окончательном просветлении звучат отсюда. Аскеза, многочасовые медитации, ретриты длиною в жизнь.

 

Кто-то решает всё забыть и списать полученный опыт на минутное помешательство, вызванное, возможно, пищевым отравлением. Бац, бац и мимо.

 

И есть ещё один вариант. Я выбираю идти сюда, но никого за собой не зову, тут у каждого своя дорога. И здесь очень всё непросто, хотя и радости бывает много.

 

Во-первых, имеет смысл провести радикальное различие в этих двух интерфейсах для взаимодействия с одним и тем же миром. Есть интерфейс всёсвязанный, потрясающе, невообразимо, ошеломительно всеохватный. Для человека жить в таком интерфейсе долго нельзя, потому что от радости лопаются животики, глаза, перепонки и пр. Но делать тут, собственно, нечего — всё уже сделано, всё в порядке.

 

Есть интерфейс «обычный», локальный, персональный — портативный терминал. Тут бывает одиноко. Тут есть своё и чужое страдание. Иногда много страдания. Но главное — всё в твоих руках. Очень многое можно изменить, действуя, однако, в условиях разнообразных сдержек и ограничений. Если всё продумал, организовал, то наградой тебе выдаётся шанс изменить жизнь к «лучшему» — свою и других людей.

 

Эти два интерфейса — принципиально разные. В основном, все пользуются портативным интерфейсом. Возникший доступ к всёсвязанному интерфейсу не всегда помогает, часто он запутывает больше, чем распутывает. Ни один из этих интерфейсов не является ни правильным, ни единственно реальным. Но плохая идея — игнорировать опыт. Поэтому имеет смысл находить формы для гармоничного непротиворечивого присутствия и того, и другого.

 

Всёсвязанный интерфейс рождает неугасимую надежду, что всё было есть и будет ровно так, как надо. Даже если локальные нити несут ужас и разрушение, вся картина целиком ошеломительно величественна, невообразимо прекрасна и реализует собой только любовь и ничего кроме любви. Это всё очень живое, и… очень личное. Мы, люди, размалевали свои храмы образами богов — величественных старцев, распятых революционеров, сиятельных мудрецов, многоруких титанов. Как же, должно быть, страдали пророки, наблюдая кощунственную ограниченность буквально любого образа, созданного для того, чтобы стать символом Бога. В этом смысле мусульманский строгий запрет изображать Бога вызывает чувство глубокого уважения и понимания.

 

Здесь, в этом храме всех и вся, очень, очень, очень тепло, но если сбежать сюда, привязав всёсвязанный интерфейс к голове ремнями, то начинает казаться, что делать ничего не нужно, менять что-то бессмысленно. Поэтому, не стоит железной хваткой вцепляться в это состояние — пусть оно приходит и уходит. Хорошо, когда сюда проложена дорога. Тогда можно быть уверенным в том, что никогда не потеряешь надежду и что всегда можно напиться из источника первозданной любви.

 

Портативный интерфейс от контакта со всёсвязанным не может не претерпеть изменений. То самое живое и очень простое присутствие тебя в мире, которое нанизывает на себя весь твой опыт от первых воспоминаний детства до сегодняшнего дня, это самое обыденное присутствие становится Присутствием, драгоценнейшим сокровищем. Для него нет собственника, оно уже больше не моё, потому что всё, что я считал собой растворено в нём, состоит из него, а не наоборот. Тогда я — никто иной как раб Божий. Но слово «раб» тут тоже хочется написать с большой буквы (оставлю пока с маленькой).

 

Четырнадцать (уже скоро) миллиардов лет сплетается ткань реальности и каждый мир здесь хоть чем-то да отличается от другого. Каждый человек — это мечта Бога о чём-то особенном. Твоими бедами, победами, талантами, бездарностями, ранами и перерождениями, счастьем и горем — ты являешь собой неповторимое сочетание говна и красоты, из которой может вырасти какое-то совершенно особенное дерево, способное дать плод, о котором мечтаете вы вместе с Богом. И ты либо слышишь эту мечту как свою, и тогда нет большей радости расти к ней, либо не слышишь и маешься в бессмысленности каждого дня. Нет ничего запретного на пути к воплощению Божьей мечты. По словам незабвенной Зинаиды Миркиной у Бога в этом мире нет других рук, кроме твоих. Поэтому у тебя есть вся необходимая свобода, чтобы сделать тут то, на что способен только ты и никто другой.

 

А когда загрустишь, то вспомни — всё связано — и согреешься. И живи дальше так, будто нет никакого предела твоей свободе создавать новое.