А воскресенье… Воскресенье —
Оно и есть ручей весенний,
Звон капель, птица на суку.
Оно стыдит мою тоску,
Рассеивает наши бредни
И к нам приходит с той последней
Прозрачной каплею смиренья,
С какой в последнее мгновенье,
Сказав всему и всем «прости»,
Мы смерть смогли перенести.
Зинаида Миркина.
Я люблю христианство. В который уже раз, качнувшись в сторону от этой темы, я возвращаюсь к мудрости, красоте и силе этого смыслового пространства.
Когда говорят «Христос искупил своей смертью людские грехи», слово «грехи» часто не ощущается конкретно, вовлечённо и буквально. Это как некие абстрактные чужие пакости. Чтобы не искать определение греха, давайте говорить о зле. Что это значит — «Христос на кресте искупил человеческое зло»?
Мне кажется, я знаю, как это можно почувствовать изнутри. Подумайте — трудна и беспросветна жизнь человека, обвиняющего в своих неудачах родителей, других детских авторитетов и продолжающего обвинять близких и дальних людей в недобром к себе отношении. Уверен, что эта обвиняющая правота, вздёрнутая на флаг, знакома вам. Иногда человек так срастается с постоянством присутствия чужого зла в своей жизни, что начинает думать о самом себе, как о скрепленных друг с другом элементах, фрагментах этих чужих грехов. Человек срастается с причинённым ему злом, смотрит сквозь него на других людей, преломляя через эту кривую призму смысл своих и чужих поступков.
Справиться с этой горой обиженной правоты часто совершенно невозможно. Потому что попытка привнести счастье в жизнь такого человека становится прямой угрозой хозяину или хозяйке королевства кривых зеркал — ткань мира, сотканная из чужого зла трещит по швам. Разрушение этой такой привычной близкой к телу рубахи, умытой своими собственными слезами, но по-прежнему грязной, оборванной, залатанной — воспринимается как личная смерть.
Что же сделал Христос? Он и умер. Его божественное самосознание вмещает в себя внутренний мир каждого жившего, живущего и будущего человека. Мы были, есть и будем телом Христовым. Он сделал то, что не способна сделать маленькая частная обвиняющая правота, сотканная из зла десятков людей. Только в его случае это было вся несправедливость, вся злоба, все обиды всех людей. Он был весь мир. Он через смерть принял и простил всё и вся внутри себя. Это смерть безумного, бездушного, безрадостного, беспросветного — греховного.
А человек, не желающий идти на Голгофу, просыпается по утрам и вспоминает обиды, чужие и свои грехи, живущие в нём. Потом он несёт их сквозь день и ложится спать, проклиная себя и глупых, злых, дурных людей. Он не хочет простить, потому что это похоже на смерть всего, что он собой составляет. У него не будет привычного способа мыслить, не будет источника энергии для мести и самое главное — нельзя будет цепляться руками за личную правоту. Придётся падать в никуда. И там… Там может не быть никакой другой, а тем более счастливой жизни. Кажется, что за гранью прощения нет ничего. Пустота. Забвение. Смерть.
Христос простил в себе все обиды, всё зло, все несправедливости этого мира. Он воскрес в сиянии своего исконного естества, которое не нуждается в зле, чтобы делать добро. И люди восприняли эту благую весть как школу прощения внутри себя всех чужих грехов, как знание о всегдашнем наличии внутри себя источника светлой деятельной радости, как опыт личной смерти и обновления, воскрешения. Может быть это и есть христианство?
Прислушайтесь, как от страха пищит внутри своё и чужое зло, не желая умирать в огне прощения, не желая отпускать вас. Не бойтесь. Смерти нет. Но чтобы понять это, нужно умереть.
Простите себя и всех и так — умрите. И вернитесь настоящими.
